Иногда мне хочется, чтобы меня кто-нибудь обнял. Точно так же, как я обнимаю своего апельсинового кота. Хочу, чтобы кто-нибудь приноравливался к моему дыханию, терпеливо прислушиваясь, не замурлычу ли я. Покупал мне игрушки. Расчесывал шерсть по первому требованию. Чтобы кто-нибудь протягивал меня солнцу, как древнеегипетскую жертву, и радовался моему поразительному в данных обстоятельствах спокойствию.

Впрочем, мало ли. Я же писатель – смесь первопроходца и истерика – чего еще от меня ожидать? Сегодня я собираю документы для полета в Аргентину, завтра тоскую от того, что лайки под моими текстами не столь многочисленны, как читатели Пушкина в среде учителей русской литературы.

Мой кот изгибает хвост, приподнимает передние лапы и явно попрошайничает.

«Дай мне, добрая нога, сигарет»

«Дай мне, добрая рука, кофе с молоком»

Вымогательство – странная штука. Кот знает, что я не курю, а кофе закончилось. И тем не менее продолжает. Из-за тяжелого живота он похож на пушистую кеглю, но кеглю живую и притягательную. Я думаю о бренности бытия, об альпинистах, чьи вмерзшие в Эверест тела давно превратились в дорожные указатели, о концептуальном альбоме, который мы пишем уже второй месяц, о нехватке тепла и о душах сгоревших лампочек.

Кот думает о несуществующих сигаретах.

Иногда мне хочется, чтобы меня понимали.

Иногда.

Мне.