День был обычный,

                             спокойный и хмурый.
Такой нормальный,
                                 что даже тошнит.
Вдруг вышел Закат,

                                  разложил партитуры
и начал играть свою пьесу навзрыд.

И все зарыдало.
                      Рыдало.
                                 Рыдало,
пока от росы не остыла трава.
И прямо по телу Живого Журнала
опять проступили живые слова.

И страх был казнен,
                                по-английски,
                                                 как Кромвель.
И ты доверял свои губы моим.

Закат доиграл и ушел к себе в номер,
оставив коньяк и сюжеты другим.