Тебе когда-нибудь выворачивало горло терпкой светло-розовой жижей?

Это когда легкие кажутся разорванными на тысячи бабочек, каждая пытается улететь. Вдох шершавее выдоха из-за треска хлопающих крыльев. Может, хотя бы бронхитом болела? Все равно слушай, потому что — туберкулез. Сначала тебе не больно. Нет. Но он уже внутри. Ест потихоньку, с аппетитом. Он в твоей слюне, в следах помады на любимо-небритой щеке. Ты не бойся. Ты же хотела умереть, не так ли?

Вот.

А потом он становится тобой. Навсегда. Точнее на то всегда, которое тебе осталось.

И когда вы идете вдвоем, на самом деле вас четверо. Внутри у Него —  «законная» серая мышка, а внутри тебя — маленький черный зверек. Его  обнаружат при вскрытии.

Туберкулез.

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Так думал Блок в электрическом зареве Петербурга. Так думала неизвестная девушка в городе №. Блоку оставалось 15 лет, девушке оставалось 15 суток. Блок курил и ждал. До того как. Девушка — не курила и не ждала. Блоку надоело стряхивать пепел. Он взял пролетку и куда-то шепотом направил похмельного извозчика. Девушка тормознула такси, протянула деньги, пыталась что-то сказать, но кашель размазал сказанное.

Бессмысленный и тусклый свет делал грязь антрацитной. Рядом волной проносился  этил, мужские желания, визг, сырость. Оба поморщились. Девушке слышались затертые «винилы», Блоку — пошловатая цыганщина.

Скука.

Рядом сидящий напомнил, что приехали. Обоих передернуло, но, разумеется, вышли.

Живи еще хоть четверть века. Или три четверти. Как рукав. Также бесполезно. Ресторан и полночь. Их время не меняет.

Блок опять курит, трет покрасневшие веки. Сливочная морось висит киселем. Он просмотрел, когда она вошла. Девушка изучает Блока с интересом. Блок изучает ее черный трикотаж. Его распушенные волосы пахнут, как и положено, ладаном, ее узкие ладони, как и положено, дрожат…

Блок растерян. Она опять исчезла.

Он возвращается к себе. Рифмует, не спит, плачет. Феньки ему кажутся кольцами, синтетическое платье—упругими шелками. Бумага становится Блоком. Тогда он выводит 24 апр. 1906 и засыпает.

Все будет так. Исхода нет.

Кто- то вызвал неотложку. Белая машина. Белый платок. Красный перекресток. Красная кровь. Умный доктор долго шарит ее тело. Какие-то провода. Плачущая соседка. Нательный крест пошлют матери. Волосы, карболка.

Где ключ от ее квартиры?

Скука.

Туберкулез.

Она не дышит. Не бойся. Еще целых 14 минут. И Блок. И незнакомка. И долгие-долгие невские сумерки. Не спрашивай, я ничего не помню. Нет, это не димедрол. Все это будет. Потом. Вчера.