Безымянный поэт морщился и пытался закурить. Чирк-плюх-«Млять»! Морщился и пытался, пытался и морщился. Пальцы — дрожали, солнце и глазные яблоки — закатывались. Навстречу промелькнула девушка, близорукая и немолодая. Поэт поздоровался. Девушка изогнулась. Поэт начал замолаживать, но запутался в половой принадлежности…

Высморкался-вдохнул-прислушался.

 «Жизнь удалась!»,—  апрельские коты, дворники и критик Защечников были счастливы.

Поэт  был мучительно трезв, и ему не давали. Точнее, давали, но только сдачу. Или сдачи, что тоже случалось. Последняя муза ушла. Ушла, оставив запах женского белья и раздавленного шоколада. Поэту было грустно.

И вдруг (у поэтов всегда случается Вдруг) появилась Она. Она была красива и  казалась прозрачной. Прозрачной до лунности. Как утверждают современники, поэт очень любил слово «лунность» и ванильные рогалики.

Итак Появилась Она.

С этого момента  начинается счастье. Счастье, длинной в однотомник. Поэт сжался и выпятил губы. Но Она, она, как всякая баба, не понимала неизбежности чуда.

Она равнодушно разглядывала витрины.

Безымянный Поэт решился.

--Здравствуйте!

Она смерила Поэта и промолчала.

--Не правда ли…..

--Смотря что.

Молчит.

«Издевается, издевается стерва».

--А как вас зовут?

Она улыбнулась.

--Рита.

Поэт явно понял, но попытался скрыть.

--Знаете, я не первый год  пишу…Но такого…то есть такой, еще  не знал…В смысле, не встречал. А глаза… у вас удивительные глаза, Рита. И руки. Я хотел сказать…

--…что вы делаете сегодня вечером. Не так ли?

Безымянный поэт удовлетворенно выдохнул.

 Её зеленые, чуть косящие глаза засмеялись.

--Нет, к сожалению, нет. Я...А, впрочем, прощайте.

И ушла.

………………………………………………………………………………………………

Маргарита шла вдоль одинаковых лиц, перебирала желтизну букета и думала, что ей скоро исполнится сорок.